Пётр Киле - Эстетика Ренессанса [Статьи и эссе]

«Портрет В.И.Майкова» (Между 1775 и 1778 годами). Известно, Василий Иванович Майков служил в Семеновском полку, и карьера военного для него была естественна, как и сочинение стихов, ведь так начинал и Державин. Но молодой офицер или поэт проявил «леность» и вышел в отставку в 1761 году. Он поселился в Москве, откуда и был, вероятно, родом и, по его словам, «жаром собственным влеком спознался я со Аполлоном и музам сделался знаком». В 1763 году он издал героико-комическую поэму «Игрок ломбера». Он писал басни, сатиры, его трагедии шли на сцене.

Поэма «Елисей, или Раздраженный Вакх» (1769-1771) Майкова высоко оценивалась современниками и вызывало восхищение впоследствии у Пушкина задорной веселостью и соленой шуткой. Между тем, будучи и в отставке, Майков получил чин бригадира, с правом носить темно-зеленый кафтан с красным воротником и лацканами, украшенными бригадирским шитьем, в чем и написал Рокотов поэта в зените его славы.

«Портрет Н.Е.Струйского» (1772). Это еще один поэт из круга семейств, в которых Рокотова, очевидно, ценили. Николай Еремеевич служил в Преображенском полку; выйдя в отставку в 1771 году, он жил в своем имении Рузаевка Пензенской губернии. Он завел собственную типографию, чтобы печатать на дорогой бумаге свои стихи, и, говорят, с такой же решительностью наказывал крестьян в зале искусств под названием «Парнас», где висели портреты Рокотова, которого высоко почитал поэт, обращался к нему в стихах и прозе как к другу.

«Портрет А.П.Струйской» (1772). Дисгармония в облике мужа проступает в облике его жены сосредоточенной гармонией. Можно ничего не знать об этой женщине, художник запечатлел ее образ с пленительной полнотой, это воплощение грации и женской красоты. Приглушенное драгоценное сияние платья на словно устало опущенных плечах. В больших глазах с выпуклыми зрачками нет открытости, словно внутренняя завеса опущена, с пеленою слез, угаданных художником.

У поэта Струйского был биограф князь И.М.Долгорукий. Он писал: «Влюбляясь в стихотворения собственно свои издавал их денно и ночно». Об Александре Петровне Струйской он писал: «Я признаюсь, что мало женщин знаю таких, о коих обязан я бы был говорить с таким чувством усердия и признательности, как о ней». Видно, и Рокотов выделял Струйскую, вся гамма его чувств словно обволакивает серьезное лицо молодой прекрасной женщины.

«Портрет неизвестного в треуголке» (Начало 1770-х годов). Он висел в доме Струйских.  Это молодой человек или молодая женщина в маскарадном костюме, поскольку в рентгеновских лучах проступает женский портрет, то есть высокая прическа, серьги, декольтированное платье, при этом лицо остается без изменений. Здесь тайна, а скорее всего просто игра в маскарад художника и его друзей.

Исследователи, не решаясь упоминать о барокко или классицизме в отношении Рокотова, заговорили о рококо с его театральной игрой со зрителем, любовью к переодеваниям, к маскарадности, будто эти свойства присущи лишь рококо. Нет, это в головах исследователей, усвоивших художественные направления в западноевропейском искусстве, рококо. У Рокотова со всей ясностью проступает эстетика Ренессанса, как в Италии в эпоху Возрождения, в которой элемент театрализации присутствовал изначально, как и в преобразованиях Петра I с его любовью к празднествам, шутовству и маскарадности.

«Портрет неизвестной в розовом платье» (1770-е годы). (См. выше.) Еще один шедевр русского художника пытаются свести к рококо, заодно с «очаровательными дурнушками» Левицкого. С воспитанницами Смольного института ясно, там театр и игра в театр у трона, но опять-таки не рококо. На портрете Рокотова молодая женщина с тонким лицом, с острым подбородком, с которым гармонирует выступающий нос, - тонкие губы тронуты улыбкой, в темных очах тоже мелькает улыбка, - во всем ее облике легкость юности и грация.

Во всей нескончаемой веренице мадонн и прекрасных женских портретов эпохи Возрождения в Италии трудно найти столь живой, как в яви, женщины. Портреты Леонардо да Винчи и Рафаэля слишком выписаны; с большей свободой писали Джорджоне и Тициан. Рокотов обладает еще большей свободой, и это касается и его миросозерцания, всецело светского.

Живопись, усовершенствуясь в своих приемах, достигла уже такого уровня, что портрет воссоздает личность во всей ее сокровенной сущности и вместе с тем ее время, поскольку между ними существует прямая связь. Вот почему каждый портрет Рокотова или Боровиковского - это личность и эпоха.

Но особенно знаменательно в этом плане творчество Дмитрия Григорьевича Левицкого (1735-1822). Родился он на Украине в семье священника, который вместе с тем был известным гравером. Учился он в Петербурге у А.П.Антропова с 1758 по 1762 год и в его команде занимался украшением Триумфальных ворот, выстроенных в Москве по случаю коронации императрицы Екатерины II.

В 1770 году на большой академической выставке зрители увидели несколько портретов работы Левицкого, принесших ему известность и признание. Его избирают академиком, а затем он становится руководителем портретного класса Академии художеств.

Левицкий, очевидно, был связан с литературно-художественным кружком Н.А.Львова, архитектора, поэта, музыканта, рисовальщика и гравера, собирателя русских народных песен, переводчика, исследователя природных богатств России, почитателя Жан-Жака Руссо. Такая разносторонность интересов и занятий никогда не возникает случайно, это эпоха Петра I и Ломоносова продолжается, но уже в условиях, когда идеи века Просвещения вошли, можно сказать, в быт и миросозерцание русских людей.

В кружке Львова, возможно, обрел познания и среду для развития своего поэтического дара Г.Р.Державин, делая между тем головокружительную карьеру от солдата до статс-секретаря Екатерины II.

"Идеалы бурного века Просвещения, его критический дух и глубокий гуманизм, его призывы к разумному и справедливому социальному устройству волновали и увлекали всех членов этого содружества", - пишет исследователь творчества Левицкого Н.Воронина. Левицкий был знаком и с Н.И.Новиковым, русским просветителем, который занимался активной книгоиздательской деятельностью, пока Екатерина II, испугавшись огня, с которым играла, не посадила его в Шлиссельбургскую крепость.

Судьба художника тоже складывалась непросто после его ухода из Академии в 1788 году по состоянию здоровья. Это был мужественный поступок, а может быть, вынужденный; пенсия одному из лучших русских художников своего времени была назначена ничтожная - 200 рублей в год, он не был приглашен заседать в Совете Академии. Ему даже не выплатили своевременно денег за портрет императрицы в рост, посланный на остров Мальта. А ведь отношением двора определялась в те времена судьба художника - заказов все меньше, семья большая, прямо нищета, а зрение все ухудшается.

В 1807 году Академия художеств "в рассуждении того, что г-н Левицкий... хотя и получает от Академии пенсию, но... весьма малую... а по своему искусству и долговременному в живописном художестве упражнении может и ныне полезен быть своими советами и опытностью" определяет художника в члены Совета, "что сообразно будет и летам его, и званию, и приобретенной им прежде славе".

Почти 20 лет - смерть Екатерины II, восшествие на престол Павла I и его гибель, восшествие Александра I - понадобилось, чтобы хотя бы вспомнили о приобретенной ранее славе художника. Но слепота надвигалась, последние годы жизни художник не мог работать. Он умер 4 апреля 1822 года, похоронен на Смоленском кладбище.

Но о горестной судьбе художника мы не помним, перед нами "галерея замечательных портретов, исполненных поэтической прелести, жизнелюбия и силы, - пишет исследователь. - Образы их говорят об остроте восприятия художником действительности, о большой, искренней привязанности его к реальной, земной красоте и, безусловно, свидетельствуют о принятии им главного положения общеевропейского просвещения, утверждавшего внесословную ценность человека, его достоинство и величие".

Вот так. Доброжелательный исследователь жизни и творчества художника постулирует его приверженность к идеям просветителей, с чем можно бы и согласиться, и ими определяет содержание и блеск его живописи.

Просветительская философия прекрасна, но она нормативна, это скорее этика, и она могла быть близка Левицкому, но при живом, непосредственном восприятии его портретов, к чему они сами побуждают зрителя, естественнее говорить об эстетике художника, а именно "о большой, искренней привязанности его к реальной, земной красоте", что, безусловно, свидетельствует об отличительных особенностях эстетики Возрождения вообще и в России в частности.